AzAzeL

Над городом сплошное серое небо: нависли тяжёлые облака, по улицам носится порывистый ветер и упорно не желает прекращаться холодный снего-дождь. Над головами непоседливых горожан — разных конфигураций и расцветок зонтики. Быстро перемещаясь со своими хозяевами по городу, они слегка скрашивают унылость осеннего города.
Марина Григорьевна возвращалась домой. После разговора с матерью на душе у неё было также серо и холодно. Мать во всём винила дочь, не внучку. Она говорила резко, порой, беспощадно.
— Ты что, образцовую модель послушания хочешь вырастить? Что ты делаешь с Викой? Кого ты из неё делаешь? Робота-послушника? Ты же не разговариваешь с ней совсем. Ты отдаёшь команды, приказы, распоряжения, ты указываешь дочери на одни лишь недостатки. А что хорошего ты ей говоришь?! О чём ты вообще с ней беседуешь, если такая форма общения присутствует в твоём доме?!
Она не могла возразить, сидела молча, слушала и вдруг расплакалась.
Чем ближе подходила женщина к квартире, тем сильнее её охватывала тревога. Марина Григорьевна не знала, что скажет Вике. Неужели она действительно разучилась разговаривать со своим ребёнком?
Войдя в прихожую, Марина Григорьевна поняла, что дочери ещё нет. И как-то особенно болезненно восприняла сейчас пустые плечики на вешалке, лежащую на обувной тумбочке щётку и смешно поставленные (навстречу друг к другу) домашние тапочки, синие с красными сердечками, любимые Викины «домашние друзья», как она их называла. Из кухни вальяжно выплыл кот, издал какой-то странный звук, видимо, приветствия, и лёг на «красные сердечки». Женщина приласкала пушистую спинку. Кот удивлённо проследил за её рукой, замурлыкал, выгнул шею, требуя уж заодно почесать всё, что можно.
Незатейливый рассказ Удивительно, но пока Марина Григорьевна гладила шёлковую шёрстку, она немного успокоилась. Но это было удивительным лишь для неё, потому что она не умела или не привыкла общаться с братьями нашими меньшими, и не верила, что они одним только своим присутствием помогают людям снять напряжение, усталость, что они могут изменить настроение в лучшую сторону, если человек просто погладит, поговорит с самыми искренними и бескорыстными хранителями домашнего очага.
— Васька, пойдём, поедим, я есть хочу. А ты? — Кот что-то ответил. — Вот, Вася, через тебя я научусь разговаривать с миром, — грустно сказала Марина Григорьевна.
Войдя в детскую, Марина Григорьевна присела на тахту, перечитала дочкин рассказ и незаметно уснула, свернувшись калачиком, не выпуская из руки тетрадные листки. В ногах лежал другой «калачик» — кот.
«Ви-и-и-ка-а-а!» — закричала мать и проснулась.
Ей приснился страшный сон: как будто бы дочь позвонила ей на работу и сказала, что она сейчас собирает вещи и уходит из дому навсегда, и чтобы её не искали. Женщина пыталась уговорить дочку подождать, пока она не придёт с работы, чтобы переговорить, обсудить всё, она просила дочь не горячиться, не делать поспешных выводов, но Вика была неумолима. Марина выскочила из института, побежала домой. Бежать было очень трудно, она изо всех сил переставляла ноги, отчаянно помогая себе руками, наклоняясь всем корпусом вперёд, но двигалась очень медленно. Она боялась не успеть застать дочь дома, боялась не увидеть её. Она вдруг отчётливо представила себе навсегда опустевшую детскую, из которой не слышно больше никаких звуков, не улавливается больше никаких запахов; во всей квартире нет признаков присутствия дочери, не попадаются на глаза «домашние друзья», не звонят подружки, не звонит «прикольный мальчик Лёня», который называет Вику не иначе, как «Виктория Евгеньевна»...
Из последних сил передвигаясь в пространстве, уже приближаясь к подъезду дома, Марина Григорьевна отчаянно закричала «Ви-и-и-ка-а-а!» и проснулась.
Но крика никто не слышал. Она кричала во сне.
Сидя на краю тахты, положив локти на колени, Марина Григорьевна тихо плакала.

* * * *

Незатейливый рассказ Вика пришла домой в шесть часов, после факультатива. В квартире было темно и беззвучно. «Мама ещё на работе». Девушка разделась, прошла на кухню и вдруг насторожилась, услышав непонятные звуки, похожие на всхлипывания. «Радио? Телевизор? Соседи? Кто это?» Вика заглянула в большую — родительскую — комнату. Никого. Со странным чувством подошла к своей, тихо открыла дверь и увидела маму, дрожащими руками сжимавшую тетрадные листы, на которые быстро-быстро капали крупные слёзы.
— Мама! Мамочка! Что с тобой?! Что случилось?! Ты... плачешь... — Вика так растерялась, что не знала, о чём и подумать. Она так редко видела маму плачущей!
— Ви-и-и-ка, доченька, — Марина Григорьевна вдруг заплакала в голос, — я знаю, я всё знаю... это ты про меня написала... Не сердись, пожалуйста, что я прочла... Вика! Ты, правда, так думаешь?! Ты считаешь, что я такая плохая... — Она обняла дочь и, уткнувшись ей в шею, всё проливала горькие слёзы вперемежку с причитаниями.
— Мама, ну что ты, ну, не плачь, пожалуйста, я не сержусь, мама. Ты — хорошая, моя мамочка, ты самая хорошая, просто... просто ты иногда мимо меня проходишь.
— Вика, прости меня.
— И ты прости. Не читай больше этот рассказ. Я его выброшу.
— Не буду.

__________________
Кто сказал, что идеальных жен не бывает? Бывает!
Например, у моего мужа жена очень даже идеальная!